Первая мировая: война лабораторий⇒

Крылатое оружие Леонида Гобято⇒

Министр последнего монарха⇒

Визит Государя Императора Николая II в Рязань в 1914 г.⇒

«Дело величавое войны…». Николай Гумилев на фронтах Первой мировой⇒

Рязань: город-госпиталь Второй Отечественной войны⇒

---

Первая мировая: война лабораторий

В наступившем 2019 году отмечается столетие официального окончания Первой мировой войны. Она началась 19 июля (1 августа) 1914 года и завершилась лишь в 1919, когда во французском Версале 28 июня был подписан мирный договор между странами-победителями: Англией, Францией, Италией, США и Японией с одной стороны и капитулировавшей Германией – с другой.

Кроме глобальных человеских потерь и масштабными политическими изменениями в Европе эта война известна и фактами применения новых видов вооружений, в том числе – применением отравляющих веществ во время массовых боевых действий.

Смертельно опасные газы вырабатывались не только в лабораториях Германии и стран Атанты. Россия, участвовавшая в Первой Мировой вплоть до событий 1917 года и подписания в марте 1918-го сепаратного мирного договора с Германией, не осталась в стороне от «химической войны».

В разработке отравляющих веществ для применения на театре военных действий принял участие академик Николай Павлович Кравков (24.02. (08.03)1865 – 24.04.1924) – выдающийся рязанский ученый, основавший российскую фармакологическую науку.

В предвоенное время он, уже будучи академиком, возглавлял кафедру фармакологии в Военномедицинской академии. Николай Павлович был большим патриотом Отечества, в самом начале войны он решил направить все силы на защиту интересов России. «Вся моя жизнь поглощена интересами войны, что сильно отражается на продуктивности моей работы», – писал он своему брату, военврачу Василию Павловичу Кравкову.

Этот период жизни ученого исследовала доктор медицинских наук, профессор РязГМУ Динара Гилиевна Узбекова. В Российском медико-биологическом вестнике им. академика И. П. Павлова [Том 22, № 2 (2014)] опубликована ее статья «Академик Н. П. Кравков в годы Первой мировой войны (штрихи к портрету ученого)». В ней Д. Г. Узбекова пишет о том, что в ноябре 1914 Н. П. Кравков был привлечен к участию в работе Центральной научно-технической лаборатории военного ведомства (ЦНТЛ). Инициатором создания лаборатории выступил генерал-лейтенант артиллерии Г. А. Забудский (1854-1930), заслуженный профессор Михайловской артиллерийской академии, а в советские годы – известный химик-технолог, заслуженный деятель науки и техники РСФСР.

Автор статьи указывает, что в состав ЦНТЛ входил технический комитет, состоящий из постоянных членов по должности, а также постоянные члены от учреждений, являющихся помощниками заведующих отделениями. Постоянными членами технического комитета стали такие видные ученые, как академики В. И. Вернадский, Н. С. Курнаков, А. Е. Ферсман, В. Н. Ипатьев, А. Е. Фаворский. В их число вошел и Н. П. Кравков, известный своими исследованиями в сфере токсикологии.

Николай Павлович Кравков

«Ему было поручено курировать отдел неорганической и физической химии, занимавшийся изучением боевых отравляющих веществ. Это направление работы Н. П. Кравкова приобрело особую ценность с началом боевых действий. В 1914-1915 годах им была проведена серия экспериментов с химическим оружием на Лужском полигоне под Петроградом», – говорится в статье Д. Г. Узбековой. Автор приводит воспоминания жены ученого, Ксении Николаевны Кравковой: «В 1914 году военное ведомство привлекло Николая Павловича к работе с боевыми отравляющими веществами, хорошо оплачиваемой, конечно. Но Николай Павлович, патриот и не стяжатель, совершенный бессребреник, категорически отказался от денежного вознаграждения. Начались поездки на Лужский полигон».

Здесь стоит сделать отступление и кратко остановиться на истории возникновения и применения боевых отравляющих веществ.

Боевые отравляющие вещества на войне пытались применять еще в древности: смрадный дым от костров с ядовитыми добавками окружал плотными клубами крепости или расположение противника. Но это был скорее психологический, чем поражающий фактор.

В XVIII веке европейцам уже были известны удушающие свойства хлора и синильной кислоты. В начале XIX века был открыт фосген, в середине – дифосген и хлорпикрин. Во время Крымской войны (1853-1856 гг.), когда союзные войска англичан и французов штурмовали Севастополь, английские инженеры предложили отравить гарнизон крепостных сооружений сернистым газом. Но атака не состоялась – к тому времени город был почти взят, а проект газовой атаки засекречен.

Спустя несколько лет было открыто химическое соединение, известное как «горчичный газ». Впоследствии он стал печально известен, как смертоносное БОВ – иприт. Но в те годы получать отравляющие вещества в промышленных размерах было еще невозможно из-за отсутствия должной научной и производственной базы. 

22 апреля 1915 года, когда в результате немецкой газобаллонной атаки хлором (было выпущено 180 т хлора в течение 5 минут на участке фронта протяжением 6 км) войска Антанты потеряли 15 000 человек, из них 5000 было смертельно отравленных, вошел в историю, как дата начала массового применения химического оружия.

К началу Первой Мировой войны ведущие мировые державы уже могли вырабатывать отравляющие вещества в больших объемах. В историческом очерке подполковника Генерального штаба Русской армии Александра Николаевича Де-Лазари (12.09.1880 — 23.02.1942), который называется «Химическое оружие на фронтах мировой войны 1914-1918 годов», дан подробный анализ фактов применения химоружия как германскими войсками, так и странами-союзниками (Антантой).

Де-Лазари отмечает значительный боевой эффект применения химического оружия, особенно против плохо защищенного и малообученного противохимической обороне противника. Газы распылялись из баллонов, позже стали применяться артиллерийские обстрелы химическими снарядами. Отравляющие вещества использовались обеими сторонами, при этом химические войска стремительно наращивали мощь. Страны, где химическая промышленность не была настолько развитой, получали БОВ от союзников. Одновременно ученые разрабатывали способы защиты от боевых газов. В первую очередь, шла работа над разработкой противогазов и специальных закрытых шлемов.

Кравков и заглавный лист учебника по фармакологии

В работе А. Н. Де-Лазари делается вывод о том, что главной и массовой формой применения химического оружия в 1915 г. явилась газобаллонная атака, впервые примененная германцами, а затем получившая распространение в войсках Антанты. При этом использовались хлор и хлор с фосгеном. Химические артиллерийские снаряды не получили еще полного развития, но уже наметилась тенденция в сторону переноса центра тяжести использования боевых химических веществ в виде артиллерийских химических снарядов. В конце 1916 г. появилось новое химическое оружие — «газометы», примененные англичанами и ставшие прообразами более поздних минометов. Широко использовались при химатаках и слезоточивые вещества.

Кроме того, в очерке подчеркивается: «Одним из существенных итогов 1915 г. является работа по организации во всех армиях специального «химического обучения» и созданию «химической дисциплины».

К следующему, 1916 году, Россия тоже стала применять артиллерийские химснаряды собственного производства с хлорпикрином. Снаряды с фосгеном и с синильной кислотой российские войска получали от Англии и Франции.

Надо отметить, что после немецкой газовой атаки в бою с войсками Антанты под бельгийским городом Ипром в 1915 году, отравляющие вещества стали широко применять обе враждующие стороны. Россия также провела опыты по применению удушливых газов, но ввиду негуманности этого вида оружия командование запретило его практическое использование. Однако дальнейшие действия Германии, в том числе во время химатаки при печально знаменитой осаде крепости Осовец, вынудили Россию пересмотреть свое решение.

Генерал-лейтенант инженерных войск, Заслуженный деятель науки и техники РСФСР Сергей Александрович Хмельков в исследовании «Борьба за Осовец» (Москва, 1939 г.) так пишет о газовой атаке на российских защитников крепости Осовец: «В 4 часа 6 августа немцы пустили газ и открыли сильнейший артиллерийский огонь… Газы, пущенные немцами, имели темнозеленую окраску — это был хлор с примесью брома.

Немцы готовят атаку Осовца

Газовая волна, имевшая при выпуске около 3 км по фронту, стала быстро распространяться в стороны и, пройдя 10 км, имела уже около 8 км ширины; высота газовой волны над плацдармом была около 10 — 15 м.

Все живое на открытом воздухе на плацдарме крепости было отравлено насмерть, большие потери несла во время стрельбы крепостная артиллерия; не участвующие в бою люди спаслись в казармах, убежищах, жилых домах, плотно заперев двери и окна, обильно обливая их водой…

Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути движения газов была уничтожена, листья на деревьях пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и легла на землю, лепестки цветов облетели.

Все медные предметы на плацдарме крепости — части орудий и снарядов, умывальники, баки и прочее — покрылись толстым зеленым слоем окиси хлора; предметы продовольствия, хранящиеся без герметической укупорки — мясо, масло, сало, овощи, оказались отравленными и непригодными для употребления.

Газ оказался мощным средством поражения и мог свободно конкурировать с бомбами большой мощности».

После массового применения химвеществ противником в России начались срочные разработки БОВ, в которых, как было указано, самое непосредственное участие принимал Н. П. Кравков.

Газовая атака

Эта деятельность привела, как следствие, к созданию отечественной химической промышленности, на что указывает в своей исследовательской статье «Первое применение химического оружия в Первой мировой войне» [Портал «FB.RU», 2016 г.] российский архивист-аналитик Сергей Валентинович Спинул. Он приводит следующие данные: «21 марта 1916 г. русская армия смогла провести свои первые газовые атаки в районе Икскюля и озера Нарочь». Во время артиллерийской подготовки русские орудия выпустили по противнику 10 тысяч снарядов с удушающими и отравляющими газами. Планировалось провести и первую русскую «газобаллонную» атаку. Однако она была отменена из-за дождя и тумана».

Самой успешной, по мнению С. В. Спинула, стала химатака русских войск проведенная 25 октября 1916 г. в районе станции Барановичи. «В ходе ее подготовки и осуществления были учтены метеорологические особенности, организовано наблюдение и взаимодействие с артиллерийскими подразделениями, подавившими вражескую артиллерию химическими снарядами, и пулеметными командами, уничтожавшими живую силу противника, – пишет автор. – Немцы понесли огромные потери, но из-за плохой подготовки атаки прорыв пехотой осуществить не удалось».

Русские солдаты в противогазах

Отечественные ученые, в том числе Н. П. Кравков, сделали все для того, чтобы обеспечить возможность производства боевых газов в России. Дело было за промышленным производством. Николай Павлович в 1915 году писал своему брату Василию: «…Что касается удушливых газов, то, конечно, их сейчас же можно предложить (это не мудреная вещь), но добыть их в массах на заводах – это дело уже не фармакологическое».

Надо отметить, что именно за деятельность по изучению свойств и возможностей применения боевых отравляющих веществ Николай Павлович получил орден Святого Владимира 3-й степени, при этом ряд его работ до сих пор засекречен. После Февральской и Октябрьской революций 1917 года Центральная научно-техническая лаборатория перешла в ведение Рабоче-крестьянской Красной армии. До конца жизни великий фармаколог сотрудничал с военным ведомством новой России, а затем СССР.

Таким образом, разработки русских химиков привели к успешным практическим решениям, и тысячи солдатских жизней были спасены потому, что на применение газов вражескими силами Россия могла дать адекватный ответ. Поэтому германские вооруженные силы опасались использовать газы в дальнейшем, и война велась главным образом традиционным оружием, с широким использованием техники: артиллерии и первых танков.

Химические войска до сих пор находятся в составе всех армий мира. В России они берут начало с времен создания в 1914 г. Центральной научно-технической лаборатории военного ведомства, где с большим успехом работал рязанский ученый Николай Павлович Кравков.

В качестве завершения следует привести цитату из уже упоминавшейся статьи Д. Г. Узбековой «Академик Н. П. Кравков в годы Первой мировой войны (штрихи к портрету ученого)»: «В годы Первой мировой войны, с началом широкого применения противником боевых отравляющих веществ, русской военной медицине впервые в своей истории пришлось заниматься таким новым делом, как обеспечение противогазовой защиты войск.

В этой работе принимал активное участие один из ярких представителей отечественной медицины наш земляк, академик Н. П. Кравков. Как истинный ученый, Николай Павлович не прекращал в эти трудные для страны годы экспериментальные исследования на руководимой им кафедре фармакологии Военно – медицинской академии, воплощая свои идеи в создании новых направлений в медицине, имеющих важное практическое значение».

Учитель биологии и химии МБОУ «Школа № 19(25)» им. вице-адмирала В. М. Головнина» города  Рязани

Нина Завишо

Крылатое оружие Леонида Гобято

В Военной энциклопедии издания Сытина (Россия, СПБ, 1911-1915 гг.) читаем: «Гобято, Леонид Николаевич, арт. полк., выдающийся строев. оф-р и воен. писатель по арт. вопросам; один из доблест. защитников П.-Артура, где б. неск. раз ранен». Далее Энциклопедия рассказывает о боевом пути офицера. Мы узнаем, что родился Леонид Николаевич в 1875 году в Таганроге, учился в Морском кадетском корпусе, Михайловском артиллерийском училище и академии. Далее была Русско-японская война, во время которой Гобято участвовал в обороне Порт-Артура 1904—1905 годов. С 1904 года он капитан, командир батареи 4-й Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригады. В июле 1904 года получил тяжелое ранение в бедро. В период борьбы за Порт-Артур был помощником начальника артиллерии крепости по технической части. За оборону Порт-Артура Гобято был награжден Георгием, Золотым оружием, получил чин подполковника.

Но не только этими подвигами славен герой-артиллерист, которого мы по праву можем назвать рязанцем, так как семья Гобято в конце 19 века переселилась в Сапожковский уезд Рязанской губернии. Леонида Николаевича называют изобретателем нового вида оружия – миномета. Этот факт вызывает неоднозначную реакцию экспертов, однако бесспорно одно: Гобято был прямо причастен к разработкам нового оружия: артиллерийской установки навесного действия. Он стал в этом деле первопроходцем по ряду инженерных решений.

Работал Гобято, конечно, не один. Вообще, конструкторская деятельность – труд, как правило, коллективный. Гениальный чудак, вытачивающий что-то на коленке и меняющий тем самым мир – это для журнала «Мурзилка». Изучая источники, можно утверждать: первый русский миномет был создан в боевых условиях во время защиты крепости Порт-Артур в 1904 году во время Русско-японской войны (1904-1905 гг.). Большая Советская энциклопедия в статье «Артиллерия» упоминает об этом так:

«…При осаде Порт-Артура выявилась необходимость применения навесного огня для поражения живой силы и огневых средств японцев в близко расположенных траншеях, лощинах, оврагах. Мичман С. Н. Власьев предложил использовать с этой целью мину для стрельбы из 47-мм морской пушки. Так появилась идея создания нового вида артиллерийского вооружения – миномета».

Далее в статье говорится, что идея была успешно реализована русскими офицерами: мичманом Сергеем Николаевичем Власьевым и капитаном Леонидом Николаевичем Гобято. Приспособление Власьева-Гобято выстреливало минами, которые использовались еще в XIX веке – но только в морских сражениях! Тогда заряд укреплялся на деревянном шесте, и этакая «взрывная стрела» на тросе доставлялась как можно ближе к вражескому судну. Торпедная атака, да и только! Как себя показала мина на море, трудно сказать, а вот при обороне Порт-Артура она, выпущенная из самодельного миномета, успешно долетал до линий врага – и наносил большой урон. Гобято, возглавлявший, как старший по званию офицер и более опытный инженер, «конструкторское бюро» защитников крепости, в частности, взял на себя техническое решение по «доставке» мины в стан врага. Надкалиберный боеприпас (т.е., имеющий диаметр головной части больше калибра орудия, из которого ведется огонь) крепился на шесте и был снабжен полуавтоматическим стабилизатором, придававшие ему еще большее сходство со стрелой. Эта «стрела» выпаливалась из 47-миллиметровой одноствольной пушки Гочкиса. Каждый снаряд (мина) весил около 12 кг, при этом половину составляла взрывчатая масса заряда. Из этого самодельного орудия велся навесной огонь под углами от 45 до 65 градусов. Дальность полета мины доходила до 400 метров.

Л. Н. Гобято писал о применении миномета во время боя за гору Высокая в 1904 году:

«10 ноября на левом фланге Высокой горы было поставлено 47-мм орудие, и началась регулярная стрельба минами днем и ночью. Стреляли по левой японской сапе [траншее]; результаты стрельбы были таковы, что из 4 пущенных мин 3 попали в окоп. Как только японцы начинали работать сапу, туда пускали несколько мин, и после разрыва первой же мины японцы убегали; таким образом, их заставили совершенно прекратить работу».

Надо сказать, что мина при выстреле выскакивали из дула, заставляя все приспособление при отдаче заметно подпрыгивать, несмотря на тяжелую основу. Поэтому русские солдаты именовали конструкцию «лягушкой». Однако мины Гобято со стабилизаторами оригинальной конструкции били точно в цель, оттого японцы прозвали их «крылатой смертью».

Еще к вопросу об авторстве изобретения. Военный историк Николай Николаевич Непомнящий в книге «100 великих загадок XX века» (год издания: 2004) разместил материал «Так кто же изобрел миномет?». Вот его фрагмент:

«…В книге Ю. Романовского и А. Шварца «Оборона Порт-Артура» (СПБ, 1910) отмечается, что идею использования аппарата для метания мин по сухопутным объектам выдвинул лейтенант флота Подгурский. Наконец, полковник В. Михайлов утверждает, что «…первый в мире миномет был создан в 1904 году героическими защитниками Порт-Артура. Офицеры порт-артурской эскадры капитан 2-го ранга Герасимов, лейтенанты Подгурский и Развозов при содействии артиллерийского мастера унтер-офицера Бережного в мастерских, возглавляемых инженер-капитаном Л. Н. Гобято, в августе 1904 года разработали образец минной мортиры» («Отечества щит огневой». Сборник материалов, подготовленный Управлением командующего ракетными войсками и артиллерией сухопутных войск в 1982 году к 600-летию русской артиллерии. М., 1982).

Таким образом, можно заключить, что авторство создания миномета принадлежит капитану Гобято и группе офицеров флота: мичману Власьеву, капитану 2-го ранга Герасимову, лейтенантам Развозову и Подгурскому». Далее в «100 загадках…» сказано:

«Что же касается надкалиберной оперенной мины шточного типа, то создание этого оригинального боеприпаса требовало конструирования ряда деталей, технических расчетов, а главное, наличия специальной технической базы. Обеспечить все это можно было только силами армейских артиллеристов Порт-Артура. Поэтому здесь трудно переоценить роль начальника артиллерийских мастерских крепости капитана Гобято».

Выдающийся конструктор и ученый, Л. Н. Гобято и впоследствии совершенствовал теорию и практику артиллерии, в том числе, в части минометной стрельбы. Он опубликовал статью «Артиллерийская стрельба в крепости на дистанции ближе 1000 шагов» [1906 год, «Артиллерийский журнал»], где впервые были сформулированы тактико-технические данные миномета. Леонид Николаевич Гобято был не только изобретателем, но и теоретиком военного искусства. Он много писал о важности системного подхода к артиллерийскому бою, использованию малых пушек, минометов. Ученый и воин, он был преподавателем Офицерской артиллерийской школы и лектором по артиллерии в Академии Генштаба. Широко известны среди военных были труды Гобято «Боевые принципы и нормы полевой артиллерии», «Свойство огня и боевая служба артиллерийского дивизиона», «Основания артиллерийской разведки и организация работы разведчиков», «Угловые планы на бумаге», «Наставление для летних топографических занятий офицеров Инженерной военной академии» и другие.

Конечно, Леонид Николаевич всей душой ратовал за свое детище – небольшой, легкий, удобный в бою миномет. Однако, несмотря на все усилия, этот вид оружия так и не появился в русской армии даже накануне Первой Мировой войны. А у немцев, которые со всем вниманием отнеслись к публикациям Гобято, миномет уже был на вооружении. России пришлось производить минометы уже в условиях военного времени.

В знаменитом романе Александра Исаевича Солженицына «Красное колесо. Узел 2: Октябрь шестнадцатого» описывается разговор военного артиллериста с заводскими рабочими. Офицер уговаривает мастеров сделать как можно больше минометов, или «траншейных пушек», как их называют герои произведения (дается в сокращении).

«… Артиллерия должна стать ещё легче и мельче. Разборней. Артиллерия должна стать такая, чтоб не ехала, а шла с пехотой плечо к плечу и выполняла бы её заказы — в ту же минуту… То есть траншейная пушка, или окопная. Вот такая самая, как мы и сделали сейчас, наша группа мастеров.

— Наша пушка такая именно: разборная. В походном положении — семь пудов. Втроем всегда перетащишь, верно?..

— А далеко бьет? — осмелился мастеровой из самых тут молодой, повеселевший, безумышленный.

— Да можно — на три версты! — сразу ему Дмитриев. Заудивлялись, гулок пошёл.

— Но — не нужно. Чаще будет бить на триста саженей, как глазу видно. А заметил её немец — разобрали, согнулись, перетащили, хоть и по дну окопа.

Одобряли пушку. Весёлый гулок расширился, отвердел».

Леонид Николаевич Гобято так и не дождался серийного выпуска минометов. Он погиб во время Первой Мировой войны, будучи генералом, командиром 35-й артбригады и руководителем обороны крепости Перемышль.

Вместе с солдатами он переживал сильнейшие артобстрелы противника, подбадривал воинов, а кгогда пришел момент контратаки, лично повел их на врага. Атакующие были отброшены, но в самом конце боя, состоявшегося 19 мая 1915 года, Леонид Николаевич получил смертельное ранение. Газета «Русский инвалид» рассказала в некрологе:

«19-го мая, рано утром, немцы повели сильнейшее наступление на фронт одной из наших дивизий на правом берегу Сана; после усиленной артиллерийской подготовки «ураганным огнем», неприятель бросился в атаку. Один из наших полков, уступая натиску во много раз превышавшаго его по численности врага, дрогнул и начал отступать. Об этом немедленно был оповещен генерал Гобято. Он сейчас же, невзирая на угрожавшую опасность, бросился к дрогнувшему полку. Расстроенныя цепи быстро пришли в порядок, люди ободрились, и горсть их по сравнению с лавиной немцев сама перешла в атаку. Беззаветная храбрость и мужество генерала Гобято спасли положение. Полк сделал невозможное – отбил атаку и вернулся на свои позиции. Сразу все стихло, враг не ожидал отпора и отошел. Когда полк был остановлен и поставлен на место, генерал Гобято уже собирался идти туда, где не могли обойтись без его помощи и совета. В это время шальная пуля сделала ужасное дело. Пуля попала Гобято в нижнюю часть живота и причинила сквозную рану. Сила медицинской науки не имела возможности вернуть Гобято жизнь… 20-го мая он тихо скончался».

Тело героя везли в Рязанскую губернию, как положено павшим защитникам Отечества, на лафете, который был установлен в вагоне. Журналист издания «Рязанские ведомости» Ирина Сизова в статье «Генерал артиллерии Гобято», опубликованной в номере от 17.10.2014, приводит такие сведения о последнем пути Леонида Николаевича:

«Траурный вагон встречал военный гарнизон Ряжска, на станции Верда его ждали взвод кавалерии Моршанского сборного пункта, представители Сараевского и Сапожковского уездов и борковчане. В Морозовых Борках он был с почестями похоронен рядом с отцом, матерью, сестрой. В 1918 году рядом с ним похоронят умершего от ран, полученных в Русско-японскую и Первую мировую войну, капитана первого ранга Николая Гобято – старшего брата нашего героя».

Так на Рязанской земле закончился последний путь Леонида Николаевича Гобято, талантливого инженера, изобретателя, честного офицера и героя Великой войны. Остается добавить, что 1989 году на его могиле был установлен памятник работы замечательного рязанского скульптора, Заслуженного художника России Бориса Семеновича Горбунова. Архитектором проекта выступил также известный мастер Анатолий Викторович Буслаков.

 

Министр последнего монарха

«Эта война — величайшее преступление против человечества, 

когда-либо совершенное».

С. Д. Сазонов

На переломе эпох, незадолго до Первой мировой войны, один из самых высоких постов в Российской империи – Министра иностранных дел – занимал рязанец Сергей Дмитриевич Сазонов (1860-1927). Об этом талантливом, одном из умнейших людей своего времени, известно не так уж и мало. Изданы подробные воспоминания Сергея Дмитриевича, в которых он приводит многие эпизоды дипломатической работы в преддверии и накануне Первой мировой. Современники подтверждают: МИД Российской империи сделал все для того, чтобы войны не состоялось. Однако, внешняя политика оппонентов, в частности, Германии и ее союзников привела к фатальным последствиям.

Сведения о месте рождения С. Д. Сазонова достаточно скромны. В своей книге «Русская Ницца» (гл. 8: «Последний царский министр иностранных дел») современный российский историк, журналист и писатель Сергей Юрьевич Нечаев пишет: 

«Этот человек родился в 1860 году в старинной дворянской семье. Он появился на свет в имении своих родителей в Рязанской губернии. Отцом Сергея Дмитриевича был отставной штабс-капитан Лейб-гвардии Егерского полка Дмитрий Федорович Сазонов, родившийся в Москве в 1825 году, а матерью — баронесса Ермония Александровна Фредерикс. Семья Сазоновых по духу была монархической и очень религиозной. Именно поэтому в юности С. Д. Сазонов хотел избрать духовную карьеру, но окончание знаменитого Александровского лицея в Царском Селе открыло перед ним дипломатическое поприще, и в 1883 году он стал служить в системе Министерства иностранных дел».

Карьера Сазонова складывалась успешно. Знание международных законов, иностранных языков и природный талант дипломата помогли Сергею Дмитриевичу уже к сорока с небольшим годам стать крупным чиновником и влиятельным человеком в международной дипломатической элите. Он работал в Лондоне, Ватикане, принимал участие в урегулировании в 1904 году инцидента в районе Доггер-Банки, когда русские суда, якобы, обстреляли английских рыбаков. В большой степени благодаря усилиям Сазонова, военного конфликта между Россией и Британией тогда не состоялось. Спустя два года рязанец возглавил российскую миссию в Ватикане, еще через год он получил чин действительного статского советника. Ближе к 1910 году разгорается так называемый «Боснийский кризис», приведший к обострению российско-германских отношений. Премьер-министр империи Петр Аркадьевич Столыпин нуждался в ответственном и хладнокровном человеке на посту главы МИДа. Таким он видел именно Сазонова. В мае 1909 года Сергей Дмитриевич становится заместителем министра иностранных дел и, фактически, возглавляет МИД. В сентябре 1910 глава Министерства Александр Петрович Извольский был назначен послом в Париже, а Сазонов занял его кресло. К этому времени коллеги, давно знавшие Сазонова, характеризовали его как порядочного, приятного человека, имеющего большой опыт дипломатической работы. Известны русский дипломат Дмитрий Иванович Абрикосов называл Сазонова «образованным русским джентльменом с идеалами».

До Первой мировой войны, предчувствуя накал политических амбиций Германии, Сазонов успел провести большую работу по заключению секретной конвенции с Японией. Документ означал создание российско-японского союза, а, следовательно, в случае войны в Европе делал безопасными дальневосточные границы империи. Военно-морская конвенция с Францией стала еще одним достижением МИДа под началом Сазонова. Интенсивно велись переговоры и с англичанами. В результате Сергей Дмитриевич добился того, что король Георг V и британский министр иностранных дел сэр Эдвард Грей дали обещание, что в случае «большой европейской войны» Англия нанесет удар по германскому военно-морскому флоту. Однако, несмотря на предпринятые усилия, всеобщая война была близка. Великие государства накопили слишком большие военные силы, а их захватнические устремления уже невозможно было сдержать.

В своих «Воспоминаниях», опубликованных в 1927 году в Ницце, Сазонов пишет:

«Что ожидает еще Европу и спасут ли ее от новых потрясений учреждения, вроде выработанной мирной конференцией 1919 года Лиги Наций, по духу своему более близкой политическим утопиям восемнадцатого столетия, чем нашему железному веку? На этот вопрос никто не может дать определенного ответа. Всем ясно одно, что человечество болеет страшным недугом и что час выздоровления его еще не близок».

Это пророчество опытнейшего политика сбудется всего через 12 лет, когда начнется еще более кровопролитная Вторая мировая война.

Сергею Дмитриевичу довелось быть свидетелем зарождения войны, принимать документ о ее объявлении от высокопоставленных германских дипломатов… Но, главное, Сазонов понимал неизбежность всеобщей битвы государств. И виной тому ставил милитаристские преобразования в Германии.

«Дерево германской государственной и экономической мощи росло и бросало свою огромную тень на все части света, но источник духовных и нравственных сил германского народа начал понемногу иссякать. Благодетельное культурное влияние Германии на европейские народы начало утрачиваться и, наконец, стало уступать место чувству антипатий, когда конечные цели ее мировой политики стали делаться для всех ясными. Вместе с тем у немцев не заглохли еще их старые национальные добродетели: горячая любовь к родине, повиновение долгу и железная дисциплина. Эти чувства, наряду с редким даром организации, позволили германскому народу выдержать в течение четырех с лишним лет неравную борьбу с мировой коалицией. За эти качества нельзя не уважать германский народ, но людям, видевшим и пережившим то, что видело и пережило наше поколение, любить Германию невозможно. Им достаточно не питать к ней ненависти» (С. Д. Сазонов «Воспоминания»).

 По поводу так называемого «Балканского вопроса», собственно, и приведшего к мировой войне, у Сазонова было четкое мнение профессионала, убежденного в своей правоте. Под его руководством по повелению Государя осуществлялась политика, направленная на свободное существование и развитие балканских государств. Это отвечало всем законам, но совершенно не было нужно Германии и Австро-Венгрии. Вносили сумятицу и вспыхнувшие разногласия между самими балканскими территориями. Еще не сформировавшиеся как следует, не набравшие политический вес Сербия, Греция и Болгария готовы были наброситься друг на друга, имея в виду достижение тех или иных будущих преимуществ.

 

«…мешали согласованные усилия германской и австро-венгерской политики, из которых каждая преследовала в борьбе со славянским элементом на Балканах свои собственные цели, причем их связывала общность противника, которого так или иначе надо было сломить и устранить. Помимо этих [56] внешних помех торжество идеи господства балканских народов на Балканском полуострове тормозилось также в значительной степени их взаимными между собой раздорами… В Вене и Берлине отлично понимали, что без России никакого балканского вопроса в XX веке не было бы и что Сербия и Болгария уже давно перестали бы существовать как независимые государства. Это убеждение послужило отправной точкой той политики, которая привела в 1914 году к мировой войне, а вслед за ней — к безвозвратной гибели монархии Габсбургов и к крушению, хотя и временному, государственной мощи России и Германии». (С. Д. Сазонов «Воспоминания»).

 По запискам, оставленным Министром иностранных дел России Сергеем Дмитриевичем Сазоновым, вручение германской ноты о начале войны с Россией проходило в условиях высокого эмоционального напряжения. Германский посол в России фон Пурталес даже не смог сдержать слез – так велика была возложенная на него тяжесть…

«Граф Пурталес был в большом волнении. Он повторил свой вопрос и подчеркнул те тяжелые последствия, которые повлечет за собою наш отказ считаться с германским требованием отмены мобилизации. Я повторил уже данный ему раньше ответ. Посол, вынув из кармана сложенный лист бумаги, дрожащим голосом повторил в третий раз тот же вопрос. Я сказал ему, что не могу дать ему другого ответа. Посол, с видимым усилием и глубоко взволнованный, сказал мне: «В таком случае мне поручено моим правительством передать вам следующую ноту». Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны. В ней заключалось два варианта, попавшие по недосмотру германского посольства в один текст. Эта оплошность обратила на себя внимание лишь позже, так как содержание ноты было совершенно ясно. К тому же я не имел времени в ту пору подвергнуть ее дословному разбору. После вручения ноты посол, которому, видимо, стоило большого усилия исполнить возложенное на него поручение, потерял всякое самообладание и, прислонившись к окну, заплакал, подняв руки и повторяя: «Кто мог бы предвидеть, что мне придется покинуть Петроград при таких  условиях!»

Первая мировая война привела к распаду сразу четырех империй: Российской, Германской, Османской и Австро-Венгерской. Европу сотрясли революции, главные из которых, конечно, российские, случившиеся в 1917 году – февральская и октябрьская.

Позже Сергей Дмитриевич напишет: «Эта война — величайшее преступление против человечества, когда-либо совершенное. Те, кто в ней виновны, несут страшную ответственность и в настоящее время достаточно разоблачены». Однако, как гласит русская поговорка, «кому война, а кому мать родная». Революционные силы России восприняли мировую бойню как возможность захватить власть в стране, используя для этого любые возможности.

Кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Российского государственного социального университета Сергей Петрович Борисевич написал научную работу о роли С. Д. Сазонова в возникновении Первой мировой войны. Автор пишет:

«Внешнеполитическая деятельность русского государства в предвоенный период подверглась резкой критике, как в дореволюционный, так и особенно в послереволюционный период. Втягивание в войну ради призрачных целей вызвало негодование в либерально-революционном лагере. Особенно жестко высказывались социалисты и прежде всего В.И. Ленин. Попивая кофе в Женеве, он обличал имперские амбиции царской России, радуясь возможности создания мировой революционной ситуации…».

Здесь стоит вернуться к работе С. П. Борисевича о роли Сазонова в начале Первой мировой войны. Анализируя деятельности МИДа России и его руководителя, Сергея Дмитриевича Сазонова, в канун войны, автор резюмирует так:

«Российский МИД накануне войны прошел путь от политики умиротворения и уступок до бескомпромиссного отстаивания своих интересов. Можно долго рассуждать об ошибках допущенных русским правительством, о том, зачем нам нужно было ради Сербии раздувать мировой пожар. Войны хотели все и повод нашелся. Важно другое, если российской дипломатии и не удалось сохранить мир, то с задачей выставить противника нападающей стороной С. Д. Сазонов справился успешно».

 Остается добавить, что министр-рязанец и после Октября до конца остался верен присяге, данной Отечеству. Он активно участвовал в Белом движении, был главой МИД Всероссийского правительства А. В. Колчака и А. И. Деникина. Скончался Сергей Дмитриевич Сазонов в эмиграции, в Ницце, успев опубликовать свои «Воспоминания». Руский человек, патриот, талантливый дипломат, при всех обстоятельствах отстаивавший интересы России, он ушел из жизни в чужой стране и похоронен на православном кладбище Кокад (фр. «Cimetière russe de Caucade»).

Говоря о Сергее Дмитриевиче, нельзя не сказать о его супруге, Анне Борисовне Сазоновой, урожденной Нейгард (1868-1939). Революционные события разделили семью, и пока Сазонов служил у «белых вождей» А. И. Деникина, А. В. Колчака и П. Н. Врангеля, «красные» взяли Анну Борисовну в заложницы. Она была арестована в Симбирске и больше года провела в заключении. Жене министра, болезненной, изнеженной светской даме пришлось работать медсестрой, санитаркой, швеей, учительницей… Она сидела в тюрьме вместе с воровками и бывшими революционерками, радовалась, когда камеру выводили на прогулку или – о, счастье – в душ! Жизнь заключенных была, как правило, короткой: женщины погибали, не умея приспособиться к нечеловеческим условиям, пережить голод, преодолеть тиф…

Все это Анна Борисовна Сазонова описала в воспоминаниях под названием «Записки заложницы». Но даже в таких условиях женщина оставалась женщиной и, порой, горевала о своем, дамском! В книге современного литератора Елены Алексеевны Игнатовой «Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов XX века» есть такой эпизод:

«В 1919 году в Симбирске была арестована жена царского министра иностранных дел Анна Борисовна Сазонова. «Мои переполненные французские сундуки да английские чемоданы, — вспоминала она, — были по уводе меня с квартиры нагружены на подводы… и вывезены как «народное достояние», чтобы попасть не в народные «пролетарские», а в самые хищные «комиссарские» руки. Много позднее в Москве я раз на углу Садовой и Кудринской площади увидала в руках шикарной «совкомши» один из моих прелестных парижских зонтиков»…

 

«В 10 часов прибыли в Рязань…»

 (визит Государя Императора Николая II в г. Рязань в 1914 г.)

Вступление России 1 августа 1914 года в Первую Мировую войну, или, как ее приняли в народе – «войну с германцем», было встречено в империи небывалым всплеском патриотизма. При этом, войну приветствовали все – от аристократов и интеллектуалов до тех самых, «ленинских», рабочих и крестьян. Манифест Николая Второго о начале войны сразу стал самым читаемым документом в стране – а, возможно, и в мире.

Вот выдержки из него: «БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ, МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРОЙ, ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ, ЦАРЬ ПОЛЬСКИЙ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСКИЙ, и прочее, и прочее, и прочее.

Объявляем всем верным Нашим подданным: Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования <…>

Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную, родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих Держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные.

В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага.

С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение.

Дан в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое. НИКОЛАЙ».

До Манифеста, выступая 26 июля перед депутатами Государственной Думы, Государь заключил: «Тот огромный подъем патриотических чувств, любви к Родине и преданности Престолу, который как ураган пронесся по всей земле Нашей, служит в Моих глазах и, думаю, в ваших ручательством в том, что Наша великая Матушка-Россия доведет ниспосланную Господом Богом войну до желанного конца».

В тот период французским послом в России был известный дипломат и писатель Жорж Морис Палеолог (1859-1944). Он оставил книгу воспоминаний «Дневник посла». В главе «2 августа 1914 года» посол пишет об обращении Николая Второго к народу:

«…Я выхожу на площадь Зимнего дворца, где теснится бесчисленная толпа с флагами, знаменами, иконами, портретами царя. Император появляется на балконе. Мгновенно все опускаются на колени и поют русский гимн. В эту минуту царь для них действительно самодержец, посланный Богом, военный, политический и религиозный вождь своего народа, неограниченный владыка их душ и тел…». (Цитируется по кн. «Морис Палеолог «Дневник посла», издательство: И. В. Захаров. Москва. 2003)

Разумеется, Государь, надежды которого на военную победу были связаны, в первую очередь, с народной поддержкой, отправился в «агитационную поездку» по городам России. Встречали его восторженно. Наставник царских детей француз Пьер Жильяр (1879-1962) писал:

«Понедельник 17 августа. — Прибытие Их Величеств в Москву было самым трогательным и умилительным зрелищем, какое мне довелось видеть до сих пор… После обычных приемов на вокзале мы длинной вереницей экипажей направились в Кремль. Огромная толпа наполняла площади и улицы; люди взбирались на крыши лавок, как гроздья висели на деревьях скверов, влезали в окна магазинов, толпились на балконах и у окон домов. И под непрерывный звон колоколов всех церквей из тысяч уст разносился внушительный своим религиозным величием и сдержанным волнением тот чудный русский гимн, в котором выражена вера целого народа:

Боже, Царя храни!

Сильный, державный,

Царствуй на славу нам.

Царствуй на страх врагам,

Царь православный!

Боже, Царя храни!

Сквозь раскрытые настежь двери церквей были видны огни свеч, горящих перед иконостасами, священники в полном облачении, с золотыми крестами в руках, благословляли Царя при его проезде. Звуки гимна то замирают, то вновь крепнут и растут, как молитва, с могучим и величественным припевом:

Боже, Царя храни!

(Цитируется по книге Пьера Жильяра «Император Николай II и его семья», книгоиздательство «Русь»).

 Рязань тоже была в числе городов, входивших в императорский маршрут. Николай Второй бывал в городе, по крайней мере, дважды: в 1904 г. – и теперь, в 1914-ом, 8 декабря. В царском дневнике, который Николай Второй вел до трагического лета 1918 года, как всегда кратко, сказано: «В 10 час. прибыли в Рязань, тоже мне знакомую по 1904 г. После моего приема должностных лиц, крестьянки поднесли Аликс куски полотна их работы. Поехали в открытом моторе в собор. Оттуда в дамский склад, устроенный в дворянском собрании, и затем в 4 лазарета. Вернулись в поезд, конечно, с опозданием на полчаса и поехали дальше… В 5.45 прибыли в Москву».

 Разумеется, такое событие как визит Государя Императора, в рязанском обществе вызвало понятное волнение и восторг. Сохранился большой и подробный репортаж о пребывании в губернской столице Императора с супругой и двумя дочерьми, Ольгой и Татьяной. Его автор – рязанский историк Иван Иванович Проходцов*. Опубликован материал о высоком визите, который состоялся 105 лет назад, в многотомнике «Труды Рязанской ученой архивной комиссии» (1914-1915 гг, выпуск 1. 1914-1915.  Т. XVII. Вып. 1. Под редакцией Председателя Комиссии С. Д. Яхонтова. Рязань. Типография Братства св. Василия. 1916). Материал дается в сокращении.

 Пребывание ИХ ВЕЛИЧЕСТВ В РЯЗАНИ

Радостные вести о возможном счастии видеть ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА в Рязани стали передаваться из уст в уста еще в половине ноября месяца. Читая в газетах о путешествии ГОСУДАРЯ по средней и южной Poccии и Кавказу, Рязанцы не хотели верить, чтобы ГОСУДАРЬ, посетив Смоленск, Тулу, Орел, Курск, Харьков и многие другие города, отказал в счастии лицезреть ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО в Рязани. <…> Окончательно о прибытии ИХ ВЕЛИЧЕСТВ в Рязань населению стало известно только 5 декабря, когда в этот день вечером появилось объявление к населению г. Губернатора. 6 декабря рано утром все читали то же объявление в местных газетах. Рязанский Губернатор, Камергер Двора ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, Н. Н. Кисель-Загорянский** объявлял населению эту радостную весть в таких выражениях: «8 декабря ИХ ИМПЕРАТОРСКИЕ ВЕЛИЧЕСТВА, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР и ГОСУДАРЫНЯ ИМПЕРАТРИЦА АЛЕКСАНДРА ФЕОДОРОВНА изволят осчастливить город Рязань СВОИМ посещением. Десять лет Рязань не лицезрела в своих древнейших стенах возлюбленного МОНАРХА. Несомненно, искони преданное своим Государям, население города оценит сердечно ту великую честь, которая выпадает на его долю. В великий исторический момент, который мы переживаем, в годину ниспосланной нам Промыслом Божиим борьбы с дерзким и сильным врагом, пребывание с нами и среди нас ИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ВЕЛИЧЕСТВ должно иметь особое значение, дорогое и понятное каждому русскому подданному. ИХ ВЕЛИЧЕСТВА, прибывая из Тамбова, останавливаются в г. Рязани на самое короткое время, чтобы в единении с нами помолиться у местных святынь и посетить раненых наших героев-воинов…».

Седьмого вечером все приготовления к приему закончились. Везде уже развевались трехцветные флаги, а на лучших улицах, особенно по пути ожидаемого следования, дома были красиво декорированы. Особенно красивый вид приняли главные улицы: Астраханская, Почтовая и Соборная. Общее внимание на Астраханской улице приковывали изящно убранные национальными флагами и задрапированные материями помещения Благородного Собрания, Государственного Банка, Суда; на Соборной площади Присутственные места и на Мальшинской ул. дом Губернатора.

8 декабря. Слегка морозное утро. Совершенно тихо. Еще нет и 8 часов, а улицы города уже переполнены толпами горожан. Учащиеся, военные, рабочие, съехавшиеся из окрестных сел и деревень крестьяне — все выступили к встрече своих обожаемых ЦАРЯ и ЦАРИЦЫ <…>. В Рязани с раннего утра городские улицы в ожидании приезда ИХ ВЕЛИЧЕСТВ наполнились народом. Такого стечения никто не помнит. Полагают, что к этому дню из уездов прибыло до 40 тысяч человек. Погода благоприятствовала. Можно было с удовольствием пробыть несколько часов на открытом воздухе <…>.

На вокзале собрались: Губернатор, Камергер Двора ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА Н. Н. Кисель-Загорянский, Начальник гарнизона, подполковник Н. П. Беклемишев, военные и гражданские власти, депутации от города, земства, купечества, мещан, старообрядцев, крестьян, служащих Московско-Казанской жел, дор., машинистов и рабочих станции Рязань.

(В 10:30 утра) Царский поезд тихо подошел к Рязанскому вокзалу. Мощный колокольный звон всех церквей возвестил об этом. Дрогнули сердца верноподданных. Губернатор и Начальник гарнизона с рапортами встретили ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО на перроне вокзала. Затем ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО, в сопровождении лиц свиты и Губернатора, проследовал в вокзал, где ему имели счастье прежде всего представиться собравшиеся военные и гражданские чины.

ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР изволил выразить Свою сердечную благодарность дворянству за выраженные им чувства любви и преданности, за поднесенную хлеб-соль и за сделанное пожертвование на нужды войны. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР изволил сказать, что пожертвование будет передано ЕГО ВЕЛИЧЕСТВОМ в распоряжение ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕОДОРОВНЫ.

Городской депутацией в составе всех Городских голов, членов Рязанской Управы и гласных Думы, во главе с Рязанским городским головой И. А. Антоновым поднесены хлеб-соль от города Рязани на блюде художественно исполненном учениками местного ремесленного училища.

Подавая хлеб-соль, Рязанский городской голова удостоился сказать: «ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО. Город Рязань бесконечно счастлив выпавшею на его долю великою радостью лично выразить Вам, ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, Державному Хозяину Земли Русской, ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ГОСУДАРЫНЕ ИМПЕРАТРИЦЕ и всей АВГУСТЕЙШЕЙ Вашей Семье свои верноподданнические чувства, безграничную свою любовь и преданность <…>

(Далее в репортаже идет подробное перечисление депутаций горожан, удостоенных чести приветствовать Государя с семьей)

ГОСУДАРЫНЕ подносили свои дары крестьянки Высоковской волости и сел Полян, Дубрович и Шумоши. Выстроившись в приемном зале, когда ГОСУДАРЬ был в вагоне, в своих старинных русских нарядах: высоких головных уборах и шушпанах, а Шумошские, Дубровические и Полянские в расшитых яркими цветами рубахах и паневах произвели на ГОСУДАРЯ и Его АВГУСТЕЙШУЮ Семью отрадное впечатление. «Здесь Русский дух, здесь Русью пахнет». А бабы кланялись земно ГОСУДАРЫНЕ, целовали ЕЕ руки и подносили свои дары. Великия Княжны Милостиво улыбались. Крестьянки села Высокого, и дер. Дербень где процветает всем известный кружевной промысел поднесли ГОСУДАРЫНЕ прекрасной ручной работы столешник. Все остальные приносили кто полотенца, кто куски холста. ГОСУДАРЫНЯ благодарила. ГОСУДАРЬ, видимо довольный этой живописной картиной в чисто русском жанре, изволил высказать: «Вот всегда носите свои домашние наряды».

Со станции ИХ ВЕЛИЧЕСТВА с Великими Княжнами отбыли в открытом автомобиле, среди ликующего населения и войск в Рождественский Собор.

Погода выдалась на редкость чудная. Дорога с вокзала прежде всего шла Троицкой слободою, населенной главным образом бывшими Государственными крестьянами. По русскому обычаю на расстоянии двух верст крестьяне почти у каждого дома стояли у столов с хлебом-солью, покрытых белыми столешниками. У памятника же АЛЕКСАНДРА II близ самой церкви с хлебомъ-солью стояли сельские власти и весь сельский сход в полном составе. Всюду из тысячи мощных грудей раздавалось могучее «ура». Детишки сельских начальных школ приветствовали Царскую Семью криками ура, развевая национальными флагами <…>. По Московской и Соборной улицам те же радушные приветствия населения. У Собора вся площадь занята публикой. Народом переполнена большая терраса Успенского Собора <…>. Ожидали ГОСУДАРЯ Преосвященные Димитрий и Амвросий с сонмом духовенства, с Крестом и Св. водою <…>.

Приняв окропление Святою водою, ИХ ВЕЛИЧЕСТВА изволили выслушать краткое молебствие, а по окончании прикладываться к мощам Святителя Василия первого Епископа Рязанского, Чудотворному образу Муромской и Федотьевской Божией Матери и иконе Знамения Божией Матери. Преосвященный Димитрий благословил ГОСУДАРЯ иконою Василия Рязанского, ГОСУДАРЫНЮ Феодоровской Божией Матери. Из Собора в предшествии духовенства ИХ ВЕЛИЧЕСТВА с АВГУСТЕЙШИМИ Дочерьми и свитой в сопровождения Губернатора, по особо устроенному помосту, устланному красным сукном, проследовали в древнейший Собор Архангела Михаила, восторженно приветствуемые народом, стоявшим на террасе Успенского Собора и внизу около помоста.

В Соборе ИХ ВЕЛИЧЕСТВА поклонились гробнице Рязанского Епископа Феодорита, стоявшего во главе депутации от русских людей, избравших на царство первого РОМАНОВА, и интересовались местными святынями и хранимыми там вещами: водосвятной чашей, сделанной из гривны Батыя, жезлом и мантией преосвященного Мисаила, убитого мордвой во время проповеди христианского учения.

В исходе первого часа по местному времени ИХ ВЕЛИЧЕСТВА при громовом «Ура» отбыли из Рязанского кремля в город, где посетили 46-й  сводный лазарет, помещающийся в здании духовной семинарии. Здесь Царская Семья была встречена Начальником эвакуационного пункта, Начальником гарнизона и медицинским персоналом госпиталя. Поздоровавшись с встречавшими, Высокие Посетители обошли выстроившихся в корридоре легко раненых и больных воинов, милостиво беседуя с каждым из них и собственноручно обделяя их маленькими серебряными образками и георгиевскими медалями. Пройдя затем в палаты госпиталя, Царская Семья долго беседовала с находившимися там ранеными, раздавая им знаки отличия. Сопровождавшие Царскую Семью свитские дамы, осмотрев помещение лазарета, прошли во второй этаж помещения военно пленных австрийцев. Пробыв в этом госпитале около 35 минут, милостиво простившись с медицинским персоналом и сестрами милосердия и поблагодарив всех за труды на благо родины, ИХ ИМПЕРАТОРСКИЕ ВЕЛИЧЕСТВА и ИХ ВЫСОЧЕСТВА изволили отправиться в помещение Благородного Собрания <…>.

Затем ИХ ВЕЛИЧЕСТВА с АВГУСТЕЙШИМИ Дочерьми изволили отбыть в лазарет дворянства на Астраханской улице <…>. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР с АВГУСТЕЙШЕЮ Семьею обошел все помещение лазарета и прошел в столовую, где были выстроены находящиеся в лазарете больные воины. ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО милостиво поздоровался с ними, в милостивых словах благодарил за службу и раздавал некоторым Георгиевские знаки отличия. Всего удостоились Царской Милости—получить медали из рук ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА 12 человек. Всем получившим медали на грудь собственноручно приколола их Великая Княжна TATИAHA НИКОЛАЕВНА. ГОСУДАРЫНЯ ИМПЕРАТРИЦА и Великия Княжны, кроме того, оделяли раненых образками. Затем ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО вторично обошел лазарет и, выходя, благодарил за боевую службу <…>.

Пробыв в Дворянском лазарете около 20 минут, ИХ ВЕЛИЧЕСТВА при шумных криках «ура» изволили отбыть в лазарет при Екатерининской Общине Красного Креста. Здесь Милостивое внимание ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА привлек тяжело раненый при осаде Перемышля Зеленцов. Узнав, что названный унтер-офицер Зеленцов ранен при исполнении им очень важного поручения, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР собственноручно наградил героя крестом Георгия 3-й степени <…>. Ознакомившись во всех деталях с порядком в лазарете и раздав раненым образки и знаки отличия, ИХ ВЕЛИЧЕСТВА отбыли в лазарет Всероссийского Городского Союза при Салтыковской городской больнице <…>. По прибытии в лазарет ИХ ВЕЛИЧЕСТВАМ был представлен строитель больницы почетный гражданин г. Рязани И. А. Салтыков с своей супругой, каковые удостоились Милостивой беседы ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР, обходя раненых, благодарил за службу и раздавал некоторым знаки отличия, ГОСУДАРЫНЯ же и Великие Княжны оделяли образками. В исходе второго часа по местному времени ИХ ВЕЛИЧЕСТВА из Салтыковского лазарета отбыли на вокзал <…>. Около 2-х часов ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР с АВГУСТЕЙШЕЮ Семьею отбыли из Рязани <…>.

*Иван Иванович Проходцов (1867-1941) – член Рязанской ученой архивной комиссии, а после Революции – Общества исследователей Рязанского края, сотрудника рязанского областного краеведческого музея, автора разнообразных научных исследований по краеведению, статистике, археологии (из статьи, размещенной на сайте РИАМЗ автором – зав. сектором РИАМЗ, к.и.н. И.Г. Кусовой).

 ** Кисель-Загорянский Николай Николаевич (1871-1953). Родился в Москве. Биографы говорят о происхождении Кисель-Загорянских от польско-украинского дворянского рода Киселей. Ударение в фамилии падает на первый слог. Отец, Кисель-Загорянский Николай Петрович, из потомственных дворян. Мать, Кисель-Загорянская Софья Павловна, урожденная Папышева – дочь московского купца Павла Федоровича Папышева. В 1894 Николай Николаевич окончил юридический факультет Московского университета. С 1896 — земский начальник Богородского уезда Московской губернии. С 1908 — предводитель дворянства Богородского уезда, статский советник. С 1910 года — являлся председателем Московского губернского санитарного совета и уездного отделения Общества попечительства о тюрьмах. В 1914 — вице-губернатор в Твери. В 1914 — губернатор в Рязани. Камергер. За годы губернаторства Н.Н. Кисель-Загорянского в Рязани в 1915 году был открыт городской художественно-исторический музей и первый в России женский учительский институт. 3 марта 1917 года рязанский губернатор Н.Н. Кисель-Загорянский был арестован революционерами и помещен под стражу. Впоследствии эмигрировал из России, жил в Турции, в Стамбуле. Николай Николаевич Кисель-Загорянский, последний Рязанский губернатор Российской Империи, скончался в Турции 8 февраля 1953 года в возрасте 82-х лет.

«Дело величавое войны…». Николай Гумилев на фронтах Первой мировой

О войне пишут не только историки, чаще всего не выходящие из пыльных, «окопов» архивов и «траншей», заваленных документами и старыми газетами. О боях-пожарищах оставили строки журналисты и писатели, сняли кадры кинорепортеры, звонко зарифмовали остроту военных впечатлений поэты. Однако, мало кто из творческой элиты лично ходил в атаку, отбивался от наседавшего врага, подставлял грудь под пули, а не под юбилейные награды. Но не в том суть, кто и что именно совершил для победы. У каждого своя стезя в жизни – мирной или фронтовой. Главное в том выборе, который делает каждый, шагнувший за пределы мирной жизни. Николай Степанович Гумилев (1886-1921), замечательный русский поэт, путешественник и воин, свой выбор сделал не задумываясь. На Первую Мировую войну он ушел не только для того, чтобы только писать стихи и репортажи в газеты. Гумилев ушел совершать подвиги.

«Память, ты слабее год от году,
Тот ли это, или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.

Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь».

Стихотворение «Память», из которого взяты эти строки, Гумилев напишет в 1920 году. А в следующем его расстреляют по обвинению в контрреволюционном заговоре. И даже могилы поэтического гения и дважды Георгиевского кавалера до сих пор не найдено. Через пятнадцать лет после Гумилева в Испании будет казнен другой поэт – Федерико Гарсиа Лорка (1898-1936). И тот, и другой не дожили до сорока, тела их обнаружить не удалось… 

Николай Гумилев был сыном морского офицера. Его отец, Степан Яковлевич Гумилев (1836-1910), родился в селе Желудево Спасского уезда Рязанской губернии в семье священнослужителя. Но сын псаломщика оказался бунтарем и романтиком. Он поначалу прилежно учился в Рязанской семинарии, и вдруг – резко поменял судьбу. Вместо духовного служения Гумилев-старший избирает иной удел, он поступает в Московский университет, учится на медицинском факультете и уходит в большую жизнь на борту военного корабля в качестве судового доктора. Было же с кого брать пример его сыну, Николеньке!

Поэт, путешественник, охотник на львов, искатель истины то в стихотворных строках, то в африканской сельве, Николай Степанович Гумилев в военное лихолетье должен был непременно стать воином, мало того – героем. И он стал им! Двадцативосьмилетний литератор, широко известный не только в России, основатель нового поэтического направления – акмеизма, воспевающего борьбу и победу, силу духа воинов, искателей, первооткрывателей, в самом начале Первой Мировой войны принимает решение – только на фронт!

Война

Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.

А «ура» вдали — как будто пенье
Трудный день окончивших жнецов.
Скажешь: это — мирное селенье
В самый благостный из вечеров.

И воистину светло и свято
Дело величавое войны,
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.

Тружеников, медленно идущих
На полях, омоченных в крови,
Подвиг сеющих и славу жнущих,
Ныне, Господи, благослови.

Как у тех, что гнутся над сохою,
Как у тех, что молят и скорбят,
Их сердца горят перед Тобою,
Восковыми свечками горят.

Но тому, о Господи, и силы
И победы царский час даруй,
Кто поверженному скажет: «Милый,
Вот, прими мой братский поцелуй!»

Специалист по «Серебряному веку» русской литературы, исследователь жизни и творчества поэта, стоявший у истоков создания Гумилевского общества Евгений Евгеньевич Степанов (1945-2019) в монографии «Поэт на войне. Николай Гумилев. 1914–1918» пишет:

«24 июля [1914 года] газеты опубликовали «Правила о приеме в военное время охотников на службу в сухопутные войска». На следующий день Гумилев с Ахматовой уехали домой, в Царское Село, и Гумилев начал собирать необходимые документы для поступления на военную службу. Следует напомнить, что при призыве в 1907 году, даже вытянув жребий об обязательном поступлении на воинскую службу, он был 30 октября того же года «признан совершенно неспособным к военной службе, а потому освобожден навсегда от службы…».

Поэтому ему было непросто вторично пройти медицинскую комиссию. Но все-таки 30 июля он получил следующий документ (рукописный, скрепленный сургучной печатью):

«Свидетельство №91. Сим удостоверяю, что сын Статского Советника Николай Степанович Гумилёв, 28 л. от роду, по изследованию его здоровья оказался неимеющим физических недостатков, препятствующих ему поступить на действительную военную службу…, причем, по словам г. Гумилева, он прекрасный стрелок. Действительный Статский Советник Доктор Медицины Воскресенский. 30 июля 1914 года».

В начале августа 1914 г. Николай Гумилев уже надел военную форму. Он определен в запасной кавалерийский полк, выражаясь современным языком, в «учебку», где готовили гвардейцев-конников. Полк стоял в местах, где начиналась история России: под древним Великим Новгородом, на легендарной реке Волхов. Е. Е. Степанов приводит воспоминания однополчанина Гумилева, совсем молодого поручика Янишевского (Янишевский Юрий Владимирович (1893 – 1968). Поручик 1-го запасного кавалерийского полка. Сослуживец Н. С. Гумилева по лейб-гвардии Уланскому полку).

«Оба мы одновременно приехали в Кречевицы (Новгородской губернии) в Гвардейский Запасной полк и были зачислены в маршевый эскадрон лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка. Там вся восьмидневная подготовка состояла лишь в стрельбе, отдании чести и езде. На последней больше 60 % провалилось и было отправлено в пехоту, а на стрельбе и Гумилев, и я одинаково выбили лучшие и были на первом месте. Стрелком он оказался очень хорошим…, по вечерам он постоянно рассказывал мне о двух своих африканских экспедициях <…>. Гумилев был на редкость спокойного характера, почти флегматик, … храбрый и в боях заработал два креста. Был он очень хороший рассказчик, и слушать его, много повидавшего в своих путешествиях, было очень интересно. И особенно мне — у нас обоих была любовь к природе и к скитаниям. И это нас быстро сдружило. Когда я ему рассказал о бродяжничествах на лодке, пешком и на велосипеде, он сказал: «Такой человек мне нужен; когда кончится война, едем на два года на Мадагаскар»… Увы! все это оказалось лишь мечтами…».

Гумилев, африканский путешественник и исследователь, действительно был отважен. Евгений Степанов в монографии «Поэт на войне. Николай Гумилев. 1914–1918»  описывает сражение с участием поэта. Бой состоялся в Южной Польше:

«19 ноября началось наступление противника на Белхатов. Последующие два дня прошли в непрерывных боях, причем главный удар пришелся на Лейб-гв. Уланский Е.В. полк.  Эскадрон, в котором служил Гумилев,  в этот день вел разведку, как перед боем, так и ночью, с 20 на 21 ноября, для выяснения расположения противника. Всю ночь шла перестрелка между неприятелем и нашими полевыми караулами. За разведку в ночь Гумилев получил первый Георгиевский крест: «Приказом по Гвардейскому Кавалерийскому корпусу от 24 декабря 1914 г. за № 30 за отличия в делах против германцев награждаются:… Георгиевскими крестами 4 степени: эскадрона Е. В. унтер-офицер Николай Гумилев п. 18 № 134060…».

Наверное, даже не специалистам в военном деле не надо объяснять, что такое ночная разведка в боевых условиях. Как не нужно лишний раз говорить, что высшие награды Отечества – Георгиевские кресты вручились только отчаянным смельчакам. В первый год войны Николай Гумилев пишет и первое свое военное стихотворение «Наступление». Это его ощущение фронта, боя, ощущение воина.

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели
Ослепительны и легки,
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые
Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.

И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

Следующий выдающийся военный эпизод в службе Гумилева относится к 1915 году. Обратимся вновь к книге Е. Е. Степанова «Поэт на войне…».

«6 июля 1915 года полк занимал участок оборонительных позиций на переправах через реку Западный Буг у деревни Джарки. Задача полка заключалась в обороне переправ и обеспечении позиции у деревни Заболотце до подхода пехоты. Дневной бой 6 июля подробно описан в журнале военных действий 5-й батареи Лейб-Гвардии конной артиллерии:

«Продолжая наступать, австрийцы к утру 6 июля вытеснили спешенные цепи от реки Буг, заняли высоту 100,4, а также и лес впереди  Заболотце. Наблюдательный пункт, бывший на холме впереди господского двора, сразу же попал под ружейный огонь с опушки леса. Батарея открыла огонь. Позиция неудачна, так как занимали ее ночью, под проливным дождем, но другой нет. … В 9 часов  вечера подошли на помощь 3 батальона (в составе 300–400 человек каждый) 331 Орского пехотного полка. Окопавшись под углом к нашему расположению, они, когда стемнело, после 10 минут ружейной перестрелки, несмотря на полную темноту и густой лес, штыковым ударом во фланг переправившимся австрийцам, обратили их в бегство, захватили около 8оо пленных при 20 офицерах и одного штаб-офицера. Наши потери в этот день ничтожны.    За этот бой приказом по 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии от 5 декабря 1915 года за № 1486 за отличия в делах против германцев Н. С. Гумилев был награжден Георгиевским крестом 3 ст. за № 108868».

На войне Гумилев пишет не только стихи. В 1915 году газета «Биржевые ведомости» начинает печатать его «Записки кавалериста».

«Записки кавалериста» печатаются как фронтовые репортажи, нередко их главы предваряет подзаголовок «От нашего специального военного корреспондента». Однако, по мнению Евгения Степанова, «Изучение архивных документов, связанных с боевыми действиями Уланского полка на протяжении 1914 — 1916 годов позволило сделать вывод, что «Записки кавалериста» с самого начала были задуманы автором как документальная  повесть, рассказывающая обо всех главных эпизодах первого года его участия в войне. Фактически «Записки кавалериста» полностью описывают весь период службы Гумилева в лейб-гвардии Уланском полку. Не опущена ни единая военная кампания (всего их было четыре), в которой участвовал Уланский полк на протяжении первого года войны. Все описания боевых действий в «Записках кавалериста» даны подробно и детально точно».

За 3 месяца, точнее, с 9 октября 1915-го по 11 января 1916 года «Биржевые ведомости» дадут двенадцать выпусков «Записок…». Это будет самостоятельная книга, которая станет короткой, но яркой хроникой войны: ее будней, боев, сражений, подвигов и гибели солдат и офицеров.

«В марте 1916 года Гумилев был произведен в прапорщики с переводом в 5-й Гусарский Александрийский Ея Величества Императрицы Александры Феодоровны полк, – пишет Е. Е. Степанов. – Завершилась его служба в лейб-гвардии Уланском полку, и продолжения «Записок кавалериста» не последовало».

И еще об одном послевоенном эпизоде из жизни поэта и героя войны Гумилева надо сообщить. Известие о большевистском перевороте в октябре 1917 года Николай Степанович встретил за рубежом, в Париже. Во Франции он надеялся вступить в русский экспедиционный корпус и до конца выполнить воинский долг, несмотря на революционные пертурбации в родном Отечестве. Он состоит адъютантом при комиссаре Временного правительства России. Однако, дальнейшая военная служба не сложилась, и ранней весной 1918 года Гумилев возвращается в Россию. Во время пребывания в Париже Николай Степанович составляет лоюбопытный документ на имя представителя ставки Верховного главнокомандующего и Временного правительства, генерал-майора Михаила Ипполитовича Занкевича. Назывался документ «Записка об Абиссинии» и был написан, скорее всего, в 1917 году. Суть его в том, что Николай Гумилев, напоминая о своем довоенном опыте экспедиций в Абиссинию (ныне – Эфиопия), предлагал навербовать в этой африканской стране воинов для продолжения войны с германцами. «Записку…» опубликовал в 1947 году в издании «Новое Русское слово» (США) литератор-эмигрант Глеб Струве.

Итак, «Записка об Абиссинии» (Перевод с французского, в значительном сокращении):

«Прапорщик 5-го Гусарского Александрийского полка Российской Армии Гумилев. Докладная записка относительно возможной перспективы комплектования контингента добровольцев для Французской Армии в Абиссинии. По своему политическому устройству Абиссиния делится на известное число областей: Тигрэ, Гондар, Шоа, Улиамо, Уоло, Галла Арусси, Галла Коту, Харрар, Данакиль, Сомали и т. д. (Далее в «Записке» следует подробная характеристика особенностей племен с точки зрения воинских качеств: дисциплинированность, храбрость, боевые навыки и т. д.). Политическая обстановка в Абиссинии следующая: страна управляется императором (в данный момент — императрицей, которой помогает знакомый мне князь, рас Тафари , сын раса Маконена ) и советом министров. Кроме того, в каждой области имеется почти независимый губернатор и ряд вождей при нем. Чтобы начать набирать вождей с отрядами от 100 до 500 человек, необходимо получить разрешение от центрального и областных правительств. Расходы составят несомненно меньшую сумму, чем в такого же рода экспедициях в других частях Африки, благодаря легкости сообщений и воинственному нраву жителей…».

Есть также сведения о том, что Гумилев, не желая возвращаться в большевистскую Россию, искал возможности служить даже в армии США. Однако, не получилось… В 1918 году поэт возвращается в Россию, а через три года с небольшим становится к расстрельной стене с тем, чтобы обрести безвестную могилу и вечную признательность потомков как замечательный поэт, храбрый воин, отважный путешественник.

Рязань: город-госпиталь Второй Отечественной войны

«Покрыв столицы и деревни,

Взвились, бушуя, знамена.

По пажитям Европы древней

Идет последняя война».

Стихотворение Валерия Брюсова «Последняя война», отрывок из которого начинает наш рассказ, написано в июле 1914 года. Наверное, тогда и вправду многие думали, что грянувшая война станет последней в истории человечества – иначе она истребит весь род людской… Но Первая Мировая, или, как ее называли в России, Великая, а также Вторая Отечественная война не стала последней. Из недалекого будущего в спину ей уже смотрела другая, еще более уничтожительная и страшная. 

Военная кровавая рутина на фронте, такая же кровавая – в тылу. В Рязанскую губернию уже в августе 1914 г. стали приходить первые эшелоны с раненными воинами. Аспирант кафедры истории РГУ им. С. А. Есенина Юлия Викторовна Сыроегина в работе «Организация и устройство лазаретов и госпиталей на территории Рязанской губернии в годы Первой Мировой войны» (Вестник РГУ им. С. А. Есенина. Научный журнал № 3/60) приводит такие данные:

«12 августа 1914 года был создан Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам. В октябре 1914 года учредили Рязанский губернский комитет Всероссийского союза городов (ВСГ), который возглавил городской голова И. А. Антонов. Затем – Губернский комитет Всероссийского земского союза (ВЗС). Комитеты руководили деятельностью всех учреждений города по оказанию помощи больным и раненым воинам…».

Интересно познакомиться с образчиком жанра патриотического воззвания того периода. Автор – рязанский Губернатор Николай Николаевич Кисель-Загорянский. 6 сентября 1914 года он выступил в местной печати с обращением:

«Великая Отечественная война с сильным и упорным врагом вызывает множество жертв и требует чрезвычайной помощи раненым, увечным и больным воинам. За последнее время земские и городские общественные управления вверенной мне губернии заполнили все свои лазареты и больницы ранеными защитниками родины. В числе последних находятся много раненых легко, которые нуждаются только в амбулаторном лечении. Освобождение больниц и лазаретов от них в пользу тяжело раненых является насущной необходимостью. Ввиду сего обращаюсь ко всему населению губернии с призывом к выполнению священной обязанности каждого, любящего свою родину. Пусть каждый, кто может, возьмет хотя бы одного легкораненого на свое иждивение и тем освободит в больницах место для тяжело раненого». (цитируется по Вестнику РГУ им. С. А. Есенина. Научный журнал № 3/60, ст. Ю. В. Сыроегиной).

Известно, что в главном губернском городе было открыто 17 госпиталей, лазаретов и небольших частных лечебных заведений для раненных. Основным стал Первый госпиталь Всероссийского союза городов на 360 мест, занявший помещение в так называемой «Салтыковской больнице» (ныне – областная б-ца им. Н. А. Семашко). Больницу на собственные средства построил и закупил для нее оборудование известный в Рязани меценат, купец Иван Андреевич Салтыков. Первый корпус появился в 1908 году, второй – в 1909-м, а в 1910 и 1912, соответственно, третий и четвертый. После завершения строительства больница перешла в ведение рязанских властей. 8 декабря 1914 года во время визита в Рязань Государь Николай II и члены Императорской семьи посетили госпиталь на базе «Салтыковки», осмотрели его и остались довольны обустройством. «Во время революции заслуги купца забылись, сам он с семьей был расстрелян, а больницу Салтыкова переименовали в больницу имени наркома Семашко», – так говорится о дальнейшей судьбе лечебного учреждения и его строителя в статье, размещенной на сайте Рязанской городской Думы. Такое вот было «спасибо» за больницу Салтыкову от народной власти…

Госпитали размещались и в других рязанских зданиях, сохранившихся до наших дней – например, в Духовной семинарии действовал 46-й сводный военный лазарет (сегодня – музей ВДВ), был госпиталь и в 1-й Мужской гимназии (в настоящее время – Политехнический институт). Госпиталей в Рязани хватало, но вот условия работы в них были далеки от идеала. Ю. В. Сыроегина в «Вестнике РГУ» приводит фрагмент доклада Ревизионной комиссии от 11 декабря 1914 года:

«С размещением в больнице лазарета для раненых и больных воинов на 50 кроватей внутренний распорядок больницы (Рязанской губернской больницы) несколько изменился… Больные воины размещаются, смотря по роду болезни, по всем мужским отделениям и заразным баракам. Больница переполнена сверх нормы…».

Далее автор работы «Организация и устройство лазаретов и госпиталей на территории Рязанской губернии в годы Первой Мировой войны» сообщает:

«При оборудовании лазаретов губернскому комитету пришлось столкнуться с недостатком медицинского персонала. Комплект врачей и фельдшеров в больницах, госпиталях и лазаретах был далеко не полным, поскольку многие из них были мобилизованы в действующую армию. По данным анкетных сведений Пироговского общества в Рязанской губернии на 1 января 1915 года из-за мобилизации было свободно 26 мест земских врачей, что составляло 22,4 % к общему числу врачебных должностей губернии. К 15 сентября некомплект врачей увеличился до 29 %».

 Ветеран рязанской журналистики Марк Николаевич Мухаревский (1938-2016) в статье «Как Рязань встретила Первую мировую войну» (Российский литературный портал Проза.ру, май 2014 г.) опубликовал любопытные данные, характеризующие военное время. Вот некоторые сведения, тоже прямо относящиеся к теме здоровья:

«…рязанский губернатор издал объявление населению Рязанской губернии, опубликованное в газете «Рязанская жизнь» за 9 августа 1914 года. Привожу отрывок из него: «Самый злой вопрос русской земли, много страшнее немцев, это – народное пьянство. За продажу водки без разрешения виновные будут наказаны тюремным заключением до 3 месяцев».

Здесь же напечатано обязательное постановление Главного начальника Рязанской губернии

№ 1

1. Воспрещается распитие спиртных напитков на улицах, дорогах, площадках и в помещениях крестьянских общественных управлений.
2. Воспрещается появление в общественных местах в состоянии явного опьянения.
3. Владельцам домов вменяется в обязанность не допускать в их помещениях продажи крепких напитков.
4. Лица, которые окажутся виновными, подвергаются взиманию штрафа до 3000 руб. или заключению в тюрьму до 3 месяцев, или аресту на тот же срок.

№ 2

1. Воспрещаются сходки и собрания, уличные демонстрации и манифестации, нарушающие общественное спокойствие.
2. Воспрещается пение революционных песен и подстрекательство к беспорядкам.
3. Воспрещаются отрицательные отзывы о военной службе.
4. Воспрещается подготовка к стачкам.
5. Воспрещается публичное распространение статей и сообщений, возбуждающих враждебное отношение к правительству. Виновные подвергаются штрафу до 3000 руб. или заключению в тюрьму до 3 месяцев.

Состоялось совещание гласных, на котором рязанский голова И. А. Антонов доложил, что был принят Государем. Во время приема он обратился с ходатайством о закрытии торговли крепкими напитками, на что Государь ответил согласием. Совещание высказалось за прекращение в Рязанской губернии торговли всеми виноградными винами. Газеты были полны сообщений о закрытии казенных винных лавок. Сельские сходы по своей инициативе принимали такое решение. Развернулось массовое движение за трезвость. Были приняты и другие меры. В частности, о помощи семьям, из которых призваны ратники на фронт. 20 августа объявлен День помощи воинам и их семьям.

Что же касается заботы о раненых воинах, то М. Н. Мухаревский сообщает о женских инициативах:

«24 августа женой губернатора М. В. Кисель-Загорянской был открыт местный дамский комитет, поставивший задачу оказания помощи лазаретам губернии. В этот же день под председательством госпожи фон Дервиз происходило заседание Пронского отдела Красного Креста. Она предложила принять раненых в свой дом, расположенный в Старожиловском имении»…

1 сентября Рязанский дамский комитет выступил с обращением к жителям губернии:

«Для преодоления последствий войны далеко недостаточно сил государства. Необходимо участие всего населения, широкая организация самопомощи, и по деревням образуются сельские комитеты помощи нуждающимся семьям. Комитеты совместно с кооперативами постановили бороться с расстройством, вызванным войной».

Кроме того, по сообщению автора материала, комитет начал работать над организацией своего лазарета на 100 мест.

Это лишь немногие сведения о том, как встретила Рязань воинов, раненных в боях Первой Мировой войны. Однако, и эти примеры говорят о главном: заботу о создании условий для защитников Отечества, получивших увечья и раны, отравленных газами, заваленных после артобстрела в окопах, проявили всем миром. Помощь была искренней, на грани самопожертвования, но, что еще важнее, хорошо организованной и продуманной. История больниц, госпиталей и лазаретов во время Первой Мировой войны заслуживает гораздо большего внимания со стороны ученых, литераторов, педагогов. Это одна из страниц нашей истории, страниц правдивых, обязательных к изучению, заслуживающих глубокого уважения и памяти поколений.