Когда началась Великая Отечественная война, Нине Ивановне Мисюревой из поселка Центральный Милославского района было шесть лет. Но до сих в ее памяти ярки воспоминания о тех годах.

– О страшной Великой Отечественной войне многое известно. Каждый, кто причастен к ней, вспоминает военное лихолетье. Мне уже 85 лет. И чем дальше я ухожу от своего детства, тем ярче, отчетливее проступают в моей памяти все картинки детства, опаленного войной. Это детство в большой, по моим меркам, деревне Борщевка, где я родилась, росла, училась, которую я помню всю жизнь, тоскую о ней и сейчас. Но ее уже такой нет, какой она была раньше.

Когда началась война, мне исполнилось шесть лет и восемь месяцев. Несмотря на малый возраст, я все из тех лет помню до сих пор.Помню, как плакала вся деревня, когда пришла весть, что началась война. Помню, как рыдала вся наша семья, когда от нас, таких маленьких (нас было трое, я была старшей), забирали отца на фронт.

Очень крепко запала в памяти картина, когда по нашей Борщевке отступали советские солдаты. Шли они с запада на восток тихим ходом, строем, изможденные, уставшие от дальней дороги. Все женщины, наши мамы и бабушки, со слезами на глазах протягивали с порога солдатам что-то из продуктов питания, что нашлось у каждого в доме, произносили тихим шепотом: «Съешь, сынок, и спаси вас Господь». Приближался вечер, солдаты все отступали. С наступлением темноты движение было приостановлено. Их начальство всех распределило на ночлег по всей деревне. Все жители были рады приютить у себя солдат.

В каждой избе зажгли керосиновые лампы. Из печных труб потянулся дымок. Деревня ожила, нам тогда казалось, что в избах горят электрические лампочки. Так стало светло. Ведь керосиновую лампу мама зажигала в исключительных случаях: экономила керосин.

А рано утром солдаты опять двинулись в путь.

В памяти моей всплывает много картин из того военного времени. Помню, как всегда по вечерам мы сидели вокруг стола при свете зажженного фитиля, а в деревне его почему-то называли гасничкой. Вся семья вокруг этой гаснички была занята делами: мама пряла или вязала, а мы, дети войны, учили уроки.

Трудное было время. Но, несмотря на все трудности, взрослые в тылу ковали победу: растили хлеб на полях, ухаживали за скотом в колхозе. А мы, дети, полуголодные, полураздетые ходили каждый день в нетопленную школу учиться. Сидели за партами одетыми, в варежках отогревали чернила, чтобы писать на уроке.

А еще помню, как стали писать не чернилами (их негде в то время было купить), а древесными угольными палочками, которые мама находила в протопленной печке, когда сучья не совсем сгорали и превращались в «черный карандаш». Писали на дощечке. У каждого ученика была своя дощечка, сделанная учителем.

До сих пор помню доброту моего первого учителя Григория Яковлевича Хохлова. Грамоте он учил по печатным листочкам, им изготовленным. Сначала он вырезал буквы, а затем печатал на «листочках-букварях». Настоящий букварь мы видели только в руках  учителя. Когда он разрешал взять любимый букварь, это для нас было великой радостью.

Помню и встречу Нового года. Конечно, елки не было, наряжали ветлу (иву). И игрушек-то тоже не было. Мамы делали украшения из соломы. С нетерпением ждали подарки. Григорий Яковлевич приготовил нам по одной конфетке. А как мы были рады этому подарку!

Нашим современным детям трудно представить, как можно при этой гасничке приготовиться к урокам, и в школе получать хорошие отметки. А мы, дети войны, это делали и не роптали.