Супруги Комиссаровы из Кораблинского района в войну работали на железной дороге

Улица Луговая в деревне Каменке. На ней стоит дом Владимира Ивановича и Евгении Ивановны Комиссаровых. Жизнь местных, как правило, связана с железной дорогой. И супруги Комиссаровы не исключение.

Про Ивана-объездчика и раздолбаев

Иван Комиссаров в Первую мировую воевал. Знамя полка спас. От сражений с германцами остался у него «подарок» на всю жизнь – осколок в голове. Создал семью, дети пошли. Устроился на железную дорогу – там платили. В сорок первом на фронт не забрали: Иван, как и другие путейцы, имел бронь: стратегический объект как-никак обслуживал. Нагрузка, особенно в первые дни войны, оказалась огромной. Шпалы не выдерживали, ломались. Рельсы меняли угол наклона. Надо, чтобы пути были ровными, иначе состав может сойти с дороги. Путевой обходчик Комиссаров на вверенном ему участке за этим строго следил. Через каждый километр стояли будки обходчиков, в которых те жили, бывало, со своими семьями. На весь день на работу. В случае необходимости – целой бригадой. В ней и пятидесятилетние мужчины, и женщины, и дети-подростки.

В числе последних был и старший сын Ивана – Владимир. Ему в начале войны тринадцать исполнилось.

Звали они себя раздолбаями. Ломами долбили выдавленную на обочины тяжестью поездов щебенку. В проблемных местах ее под шпалы специальными скребками забивали. Поднимут шпалу домкратом и давай выравнивать насыпь. Поезд покажется – домкрат уберут, все на место вернут. Проедет – снова за дело. Траву выдирали, чтобы не зарастало полотно.

Про защитников, бомбы и тесто

Владимир Иванович рассказывает:

– В сорок первом через Каменку шли по старой пронской дороге на Скопин воевать наши защитники: солдаты в рваных сапогах, плохо одетые, голодные. Они забегали в ближайшие избы и кидались к кадушкам, в которых хозяева оставляли отходы для скотины. Черпали котелками и ели.

Рассказывая о бомбежках немецкими самолетами железной дороги, Владимир Иванович вспоминает некоторые детали:

– Прилетали фашисты часам к десяти утра. Услышав гул самолетов, все бросались в «кюветы». Отец смеялся: «Я свое отбоялся: меня не тронут». И, правда, проносило. Мне было страшно. Бомба попала в Каменскую начальную школу во время занятий. Много будок путевых обходчиков было разбито – отцова сохранилась. Разрушений на железной дороге особо не было: бомбы часто не взрывались – говорят, их делали в Германии пленные братья славяне, старались не навредить своим. К нам после бомбежки приезжали саперы, вывозили смертельные «подарки» в лощину и там взрывали их.

На мосту над Проней дежурили наши зенитчики – туда немцы старались не соваться: собьют. Периодически, «за ненадобностью», пост зенитчиков ликвидировали и отправляли на фронт. Тут же сразу налетали фашистские самолеты бомбить. Наши снова устанавливали пост.

Часто с проходивших поездов снимали умерших. Их хоронило местное население.

С теплотой вспоминает Владимир Иванович один случай.

– Стоял я как-то босой у железной дороги. Ждал, когда пройдет эшелон. В одном из вагонов была открыта дверь. Я увидел повара, который месил тесто. Он тоже увидел меня. Наверное, пожалел парня. Оторвал кусок и бросил мне.

Жили мы все-таки голодно. Старшая сестра работала в колхозе «за палочки». Детей в семье много. Еды не хватало. Порой по два дня ее не видели – сил не было с печки слезть. Пухли. А тут – подарок. Я раскатал тесто тонким слоем, положил на самоварную трубу – запеклось. Поделил на всех. То-то радости было: мы такого не пробовали – из белой муки. Вкуснотища!

Про Женю, заслоны и Победу

Евгения Ивановна, супруга Владимира Ивановича, тоже без дела не сидела. Отец ее был мастером: руководил работами по заслону железной дороги от снежных заносов. В 1937 году начали сажать деревья – делать «живую защиту». Но пока те вырастут! А поезда должны беспрепятственно ходить всегда. А уж в войну тем более. Вот население и устанавливало в 20 метрах от насыпи щиты. Используя специальные приспособления, через каждые два метра вдоль железной дороги вбивали сосновые колы. Взваливали на себя щиты из дощечек (размер каждого 2 на 2 метра) и тащили привязывать к колам.  Так возникали сплошные ограждения. Зимой, после того, как снега наметало много, эти щиты для дополнительной защиты снимали и отодвигали на бугор, присыпая снегом. Передвигаться приходилось не только по колено, но порой по грудь, а то и по горло в снегу. Но не жаловались: сами напросились. Многие девчата старались на железную дорогу попасть. Среди них оказалась и Женя.

– Мы верили, что война обязательно окончится, – сказала Евгения Ивановна. – И мы победим. Каждый старался сделать все возможное, чтобы это произошло быстрее. На железнодорожных станциях была хорошая связь. Нам позвонили и сообщили о капитуляции фашистской Германии. Конечно, все радовались!

Про работу, семью и верность

Знали Владимир и Евгения друг друга с детства. В Никитинской семилетке сидели за разными партами, изредка перекидываясь взглядами. Тогда дружили девочки с девочками, мальчики с мальчиками. Разве что на вечерках можно было встретиться. Говорят, Женя хорошей певуньей и плясуньей была.

Да время им выпало трудное – не до гуляний было: надо родителям братьев-сестер помогать поднимать, по хозяйству обязанности выполнять. А там – война. После нее Владимир отслужил на Северном флоте. Вернулся на родину.

– Такой патриотический порыв был, – рассказывает,– что устроился в колхоз. Хотелось сельское хозяйство поднимать. Работал комбайнером, передовым был. Политинформации проводил. Потом бондарем в заготовительной конторе. На родине и супругу себе выбрал – Женю.

– Как из армии пришел, на второй день и «познакомились», – сказал Владимир Иванович. – Теперь уже для того, чтобы пожениться. 21 ноября – на Михайлов день. В 1955 году. В следующем у нас уже первенец родился – Виктор. Жили сначала у моих родителей, а потом купил я за заработанные в армии деньги небольшой домик. Расширил его, отделал. Там и второй сын – Николай – появился на свет. Теперь у нас 4 внуков и 2 правнука. В Щелкове живут. Один Виктор с нами сейчас.

– Муж у меня хороший, – подвела итог Евгения Ивановна. – Руки у него золотые. И дом строил, и мебель сам делал. Не пил и на других женщин не заглядывался. Да и мне, кроме него, никто нужен не был.