Лево руля положил штурвал,
Вахтенный тянет сигнальный фал.

Долго ли боту лечь в дрейф?
Кливер прихвачен, фок — с рей,
Заполоскал и упал бизань.
«Русская дрянь! На корме — «Рязань»!

Рупор к матросским губам прижат,
Мышцы на голой груди дрожат,
И выдувает, как мехом, грудь:
«Эй, вы откуда? Куда ваш путь?»

И переплескивает моряку:
«Из Владивостока в А-ме-ри-ку!»...

Это фрагмент баллады, написанной в китайском Харбине в 1930 году выдающимся поэтом-эмигрантом Арсением Несмеловым (1889-1945). В основу произведения лег реальный, хотя с точки зрения моряков совершенно невероятный случай. Октябрь 1922 года. Последние подразделения белых покидают Владивосток. Они уходят на кораблях Сибирской военной флотилии в корейский порт Гензан. Как и следовало предполагать, мест для всех желающих уйти из города не хватило, многие вынуждены были действовать по принципу «Спасайся кто может!». Кстати, дословно клич известен и во французском языке:sauve qui peut — спасайся кто может: последний привет от разгромленной наполеоновской армии, бредущей на запад по глубокому, беспощадному русскому снегу…

«Мы бежим, отбитые от стаи, Горечь пьем из полного ковша»

В печальном для белых двадцать втором году, когда все тихоокеанские пароходы давно растаяли на корейском горизонте, несколько совсем юных кадет раздобыли маленький парусно-моторный бот и отправились на нем через Японское море и Тихий океан прямиком к американскому побережью! Достоверно известно, что в конце 1922 года бот действительно пришел из Владивостока в Сиэтл (США, штат Вашингтон). Как сообщает молва, жители города, в гавани которого кадеты бросили якорь, вытащили бот на берег и на руках, под звуки оркестров, пронесли по улицам! И весь Сиэтл повторял тогда незнакомое русское слово: «Рязань, Рязань, Рязань…».

Что знали они, американцы, о древнем русском городе, о том, как получил героический крошка-бот его имя, и как «Рязань» спасла отчаянных и невероятно юных русских героев, совершивших фантастический трансокеанский переход на суденышке предельно малого тоннажа…

Это подлинное чудо в истории морских переходов вдохновило поэта на создание баллады «Через океан». Арсений Несмелов (подлинное имя Арсений Иванович Митропольский) знал о чем пишет. Он, русский аристократ, сын надворного советника, участник Первой мировой войны, кавалер четырех орденов, не принял новую власть. Митропольский сражался с большевиками в Москве 1917-го, воевал в отрядах Колчака, участвовал в Великом Сибирском Ледяном походе генерала Каппеля, во Владивостоке занимался журналистикой, писал стихи. Свой псевдоним он взял по имени фронтового товарища, павшего в боях под Тюменью. Несмелов на время осел в уже советском Владивостоке, ежедневно ходил отмечаться в ГПУ, но чувствовал – за ним и другими офицерами, его товарищами, скоро придут для окончательной расправы. В стихотворении 1923 года, посвященном Николаю Гумилеву, Несмелов напишет:

Я живу в обветшалом доме 
У залива. Залив замерз. 
А за ним, в голубой истоме, — 
Снеговой лиловатый торс. 

Та вершина уже в Китае, 
До нее восемнадцать миль. 
Золотящаяся, золотая, — 
Некой доблести Измаил!

Всходит месяц колдовской иконой, Красный факел тлеющей тайги…

В мае 1924 года Арсений Несмелов и несколько его друзей пешком перешли советско-китайскую границу. Помогла беглецам карта, которую поэту дал его хороший знакомый – исследователь Дальнего Востока, географ и писатель Владимир Арсеньев.

«…Я зашел во Владивостокский музей, – вспоминал поэт, – чтобы проститься с Арсеньевым, а кстати и порасспросить его о тех местах , по которым нам надлежало идти. Последнее мне было поручено моими друзьям… Покидаю музей с компасом и драгоценным обрывком карты в кармане. Это была последняя встреча с Арсеньевым, которого я глубоко и нежно полюбил. Мы оба почувствовали, что нам уже не увидеть друг друга. Крепкое рукопожатие положило конец прощанию».

Несмелов жил в Харбине, где издавались все его книги. Современный писатель Андрей Можаев в очерке «Белый поэт Арсений Несмелов. По следу памяти» пишет:

«В 1945 году советские войска заняли город. Поэт знал, что имя его – в списке опаснейших врагов. Он ждал ареста. Надел форму, написал записку. Налил в рюмку водки и поставил на стол, прямо на эту записку. Когда пришли его забирать, он сдал оружие со словами: «Советскому офицеру от русского офицера». Указал взглядом на записку. Поднял рюмку и выпил. В записке было: «Расстреляйте меня на рассвете». Советский офицер, прочитав, ответил: «Расстрелять на рассвете не обещаю, но о вашем желании доложу обязательно».

Достоверно известно то, что талантливый русский поэт-эмигрант, офицер, герой Первой мировой войны, пламенный сторонник Белого движения  Арсений Несмелов-Митропольский погиб в конце сорок пятого года в тюрьме под Владивостоком. Остались стихи:

Иду. Над порослью – вечернее
Пустое небо цвета льда.
И, вот, со вздохом облегчения:
«Прощайте, знаю: навсегда!»

За всеми перипетиями судьбы поэта Арсения Несмелова мы отвлеклись от выяснения главного вопроса – откуда в 1922 году в Тихом океане взялся малый бот «Рязань», на котором горстка русских храбрецов совершила небывалый переход от Владивостока до американского Сиэтла?

В 1908 году Россия для обеспечения сообщения между Владивостоком и портами Китая, Кореи и Японии заказала в Германии строительство товаро-пассажирского парохода-экспресса. Ему было присвоено наименование «Рязань». Пароход исправно служил на тихоокеанских рейсах вплоть до начала Первой мировой войны. В августе 1914 года в Цусимском проливе судно было захвачено немецким крейсером «Эмден» («Emden») и приведено в Циндао. Известно, что несколько пассажиров «Рязани» избежали плена – они спаслись на боте с гордым именем древнего русского города на борту! Том самом, на котором через восемь лет уйдут в трансокеанское плавание кадеты, ставшие героями баллады Несмелова.

«О судьбе изгнанников печальной Юноша задумается дальний»

Что же касается парохода «Рязань», то немцы переоборудовали его в крейсер «Корморан» («Cormoran», в перев. – «Морской ворон»). Это не составило труда, так как изначально пароход строился с возможностью быстрого переформатирования в боевой корабль. Для этого на «Рязани» заранее были предусмотрены малозаметные площадки для орудий.

В сентябре 1914 года «Рязань»-«Корморан» отправили для ведения крейсерских операций в Тихом океане. Но уже в октябре новоиспеченный крейсер зашел из-за нехватки угля на остров Гуам, где был интернирован американскими властями. 25 марта 1917 года корабль был взорван по решению капитана и немецкой команды, все еще находившейся на борту. Это произошло потому, что США вступили в войну, стали врагом Германии и предъявили права на трофей. Крейсер затонул на 25-метровой глубине. При этом погибли семь человек. Кстати, в 1943 году, уже во время Второй мировой войны, американская подводная лодка торпедировала на рейде захваченного японцами Гуама транспорт «Токаи-мару». Оба корабля с тех пор лежат рядом, корпус к корпусу. Они объявлены памятниками военно-морской истории и внесены в Национальный реестр исторических мест США.

Теперь пришло время разобраться в том, почему пароходу, построенному для Добровольного флота, было присвоено имя сухопутного города.

Дело в том, что после неудачной для России войны с японцами державе срочно потребовался новый флот на Тихом океане. Денег у правительства, как всегда, не хватало, поэтому корабли строились на пожертвования русских людей. Оказалось, что больше всего средств собрали в Рязанской губернии! Жертвователями были не только купцы, но и простые, отнюдь не богатые жители.

Пароходам Добровольного флота присваивали имена городов в той последовательности, в какой они значились в реестре пожертвований. Поэтому новый пароход-экспресс получил имя «Рязань». Жители губернии очень радовались этому обстоятельству. Они отправили на Дальний Восток уважаемую депутацию, которая привезла в дар команде корабля икону Святого Василия Рязанского. Об этом пишет в книге «Военные катастрофы на море» советский и российский писатель и путешественник Николай Непомнящий.

Кстати, по словам автора, наибольшую информацию о судьбе парохода «Рязань» собрал именно рязанец, заместитель руководителя областного Госархива Андрей Николаевич Мельник (1959-2006). Замечательный и талантливый был человек – подводный археолог, краевед, коллекционер, сценарист, писатель…

И в завершение о том, что не назвать иначе как слиянием судеб!

Пусть удел подобный горек – Не опустим глаз: Вспомяни, старик-историк, Вспомяни о нас

В 1821 году Александр Павлович Авинов, рязанский лейтенант флота, участник кругосветного плавания находился у побережий Аляски – в ту пору Русской Америки. Он получает «Предписание капитан-лейтенанта М. Н. (Михаила Николаевича) Васильева лейтенанту А. П. Авинову об описании северо-американского берега от 3 июля 1821 г.». Документ гласил: «Поручаю вам опись берега на мореходном боте от мыса Невенгама Бристольской губы до мыса Дарби Нортон-Зунда… Главный предмет предстоит вам тот, чтобы вы осмотрели весь сей берег и определили его положение, как оный до сих пор ни­кем из путешественников не был еще за мелководием описан».

Итак, Александру Павловичу Авинову предстояло на боте длиной всего около 15 метров, который был специально доставлен и собран в столице Русской Америки Ново-Архангельске, пройти по сложным водам большого участка побережья и впервые в мире нанести его на карту. Авинов справился с этой задачей блестяще! Однако тяготы плавания привели к тому, что команда бота заболела цингой. Авинов доложил начальству в рапорте:

«От серых погод и тесноты на боте у служителей стали оказываться признаки цынготной болезни. Во избежание худых по­ следствий решился оставить опись, взяли курс к Камчатке».

Бот под командованием рязанца Александра Авинова совершил беспримерное для столь небольшого судна плавание от берегов Северной Америки до Камчатки. Это было сделано во имя спасения команды, которой грозила верная гибель от цинги и сильнейших простудных заболеваний. Бот Авинова, в течение месяца пересекший Берингово море, прибыл в Петропавловскую гавань без потерь в экипаже…

Через сто с малым лет подвиг рязанского моряка повторили известные нам кадеты. Они пересекли океан тоже на маленьком боте. Имя ему было – «Рязань»!

Мы плечами поднимали подвиг,
Только сердце было наш домкрат;
Мы не знали, что такое отдых
В раззолоченном венце наград.

А. Несмелов

Все материалы спецпроекта «Рязань и рязанцы в литературе» читайте здесь.